1994 год. Россия признана Западом как развивающаяся демократия, принят новый основной закон, и курсу президента Бориса Ельцина на рыночную экономику и разделение властей вроде бы нет серьезных вызовов. Однако столкновение с Верховным Советом в конце 1993-го, неожиданный и мощный результат ЛДПР Жириновского на выборах в Госдуму, трудности экономических реформ и падение популярности президента страны приводит к решению поднять рейтинг Ельцина для более легкого переизбрания в 1996-м.
Такой точки зрения придерживается Александр Черкасов – сотрудник «Мемориала», а с 2012 года и председатель Совета этого правозащитного центра:
«Еще в 1993 году было принято стратегическое решение о том, что центральная власть попытается вернуть в лоно империи отложившуюся провинцию, добиться возвращения Чечни путем переговоров на фоне силового давления. Это было нужно как политтехнологический прием для обеспечения голосов Ельцину на следующих президентских выборах. Не получилось: вместо переговоров на фоне силового давления мы получили войну».
По мнению Александра Черкасова, высказанному в интервью «Голосу Америки», оценка Западом российского режима как демократического и находившегося в процессе перехода к полноценной европейской демократии была не совсем верной:
«Даже в 1992 году, когда демократическая Россия вроде бы отошла от всех постсоветских войн, реально она участвовала в пяти гибридных войнах, где всюду пыталась войти как миротворец и получить в итоге легитимное военное присутствие. 1993 год с применением силы для решения внутриполитических проблем тоже должен был, наверное, кого-то насторожить».
То, что Россия считалась демократией, не помешало российской армии в 1994–1996 годах массово убивать мирных граждан Чечни, Об этом в интервью Русской службе «Голоса Америки» вспоминает Рэйчел Денбер (Rachel Denber) –заместитель директора отдела международной организации Human Rights Watch по России и Евразии.
«Ковровые бомбардировки Грозного предпринимались Москвой с самого начала войны. Действительно, чеченские боевики были рассредоточены по всему городу, но российским командованием не было предпринято никаких, даже формальных, усилий для того, чтобы отделить военные цели от жилых домов или других гражданских объектов. Сразу после начала кампании начались широкомасштабные обстрелы и бомбежки жилых кварталов, больниц и всего подобного».
«Также происходили так называемые зачистки, – продолжает Рэйчел Денбер, – операции, сопровождающиеся унижениями и насилием. После того, как какое-либо село было занято российскими силами, они под предлогом выявления боевиков или какой-либо оппозиции шли от дома к дому, избивая и задерживая людей. Также совершались внесудебные казни — я помню один особенно вопиющий случай в селе Самашки, который был очень подробно задокументирован российской правозащитной организацией "Мемориал". Такие же издевательства, только в гораздо большем масштабе, мы видели и в ходе второй чеченской войны».
Чечня и Украина: повторение насилия
Когда Россия начала полномасштабное вторжение в Украину, российские военнослужащие повторили все те действия, которые за почти 30 лет до этого совершало другое их поколение, ставшее теперь военачальниками российской армии.
В докладе Управления Верховного комиссара ООН по правам человека (УВКПЧ) от 7 декабря 2022 года говорится, что «в первые недели вторжения в Украину Вооруженные силы Российской Федерации произвольно казнили или нападали на отдельных лиц, что привело к гибели сотен гражданских лиц», и эти «убийства гражданских лиц не ограничивались определенными районами».
Произвольным казням, заявили эксперты ООН, часто предшествовали проверки со стороны российских военных. В докладе также «описаны случаи нападений, в которых российские войска не соблюдали принцип различия между военными целями и гражданскими лицами, и не принимали все возможные меры предосторожности для защиты мирных жителей».
«Российские солдаты привозили гражданских лиц в импровизированные места содержания под стражей, а затем казнили их в плену. Тела многих жертв были найдены со связанными за спиной руками и огнестрельными ранениями в голову» — сказано в документе.
УВКПЧ не обнаружило данных о том, что российские власти активно расследуют или содействуют криминальному преследованию в этих случаях.
Российские солдаты 2022 года повторяли в точности все то, что в способах насилия, творимого российской армией в Чечне, фиксировали правозащитники в 1994–1996 годах. Александр Черкасов видит объяснение этому в полной безнаказанности российских военных из поколения в поколение:
«Последние 45 лет Россия – это воюющая страна с постоянно передаваемой традицией силовых структур. 45 лет – это со времен начала войны в Афганистане. Кто-нибудь понес ответственность за бомбежки афганских кишлаков? Вряд ли. Преступления первой войны в Чечне не расследовались, те же Самашки не были расследованы после проведения «военно-уставной экспертизы» в Академии имени Фрунзе, когда решили, что все было сделано правильно. По уровню безнаказанности первая чеченская была примерно такая же, как российская война в Сирии и нынешняя российская война в Украине».
По словам экс-председателя Совета «Мемориала», преемственность насилия и безнаказанности можно проследить на примере одного человека:
«Именно безнаказанные преступления в афганскую и первую чеченскую войны воспитали новое поколение офицеров, которые считали, что это нормально. Возьмем человека, осужденного вместе с Игорем Стрелковым за сбитие малазийского «Боинга» – полковника Сергея Дубинского. Он ГРУшник, начинал в Афганистане, воевал в первую Чечню, во вторую Чечню за ним кровавый след – был комендантом Ханкалы, а в итоге он руководил передвижениями того самого «Бука», который сбил «Боинг» с 298 людьми над Донбассом. Через такие биографии людей, которые не только сохраняли свои навыки, но и передавали эти навыки другим, собственно, российские силовые структуры и остались неизменными».
«На чеченских войнах всегда действовала не отдельная армия – это была объединенная группировка, где, скажем, ГРУшники передавали свой очень специфический опыт другим структурам – той же милиции, которая у нас теперь полиция. Обмен преступными практиками, взаимная учеба – это тоже было. В итоге мы видим то, что сейчас происходит в Украине» — заключает Александр Черкасов.
Рэйчел Дэнбер: Реакция Запада на первую чеченскую войну была слабой
Одним из факторов безнаказанности российских военных за их преступления в Чечне Рэйчел Денбер считает крайне слабую реакцию Запада на ввод войск в эту республику:
«Реакция Запада на начало Москвой войны в Чечне была очень слабой, и мы, Human Rights Watch, тогда сразу дали свою оценку этой реакции – то, что она была слабой, мы считали тогда и считаем сейчас. У Запада не было большого желания тогда реагировать, и кроме некоторых заявлений общего характера, шагов было мало. Следовало потребовать расследования злоупотреблений российских военных и прекращения издевательств над населением».
«Единственное, что я могу припомнить из случаев серьезной реакции – это приостановление Советом Европы процесса присоединения России к этой организации. Это было важным сигналом, конечно, потому что Совет Европы является основной европейской организацией в сфере прав человека. Также Совет Европы использовал механизмы расследований и специальных докладов, юридический комитет ПАСЕ провел через Ассамблею резолюции по этому вопросу. Но, кроме этого, все остальные организации и страны реагировали, скорее, слабо» — вспоминает правозащитница.
В целом, как говорит Александр Черкасов, первая война в Чечне застала российское правозащитное сообщество врасплох, но потом оно смогло самоорганизоваться:
«Мы были не готовы, потому что трудно было себе вообразить, что армия войдет и будет штурмовать, утюжить, бомбить свой же город. Другое дело, что потом все объединились, сосредоточились, и на последующие два года работа, связанная с Чечней, была главной для очень разных правозащитных организаций. Объединившись в коалицию под эгидой Сергея Адамовича Ковалева, мы работали. Поехавшие в Грозный в декабре 1994 года Сергей Ковалев, Валерий Борщев, Михаил Молостов, Юрий Рыбаков и Олег Орлов пытались способствовать переговорному процессу и мирному урегулированию. И это не получалось — федеральная сторона этого не хотела, отклонялась от этого в течение многих месяцев. А спустя еще год с небольшим, Александр Лебедь сумел закончить войну, потому что были какие-то наработки, сделанные совершенно другими людьми, совершенно другими силами».
Первая чеченская – передвигаться опасно, но ограничений нет
Рэйчел Денбер также отмечает, что, в отличие от второй чеченской войны, проходившей под контролем Владимира Путина, активисты, правозащитники и журналисты могли передвигаться в Чечне без особых ограничений, хотя и на свой страх и риск, как и в любой «горячей точке»:
«В ходе первой чеченской войны у большого числа журналистов и правозащитников была возможность поехать в Чечню для освещения и расследования ситуации «в поле». И при том, что это все равно было крайне опасно, они передвигались вполне свободно. В то же время российские военные структуры вполне враждебно воспринимали независимых журналистов, да и чеченские силы временами относились к журналистам и волонтерам с подозрением. Иногда чеченцы считали, что приезжавшие в Чечню иностранцы могут быть на самом деле информаторами России, и тогда они применяли насилие. В то же время мы, например, могли очень свободно сотрудничать с чеченскими активистами и журналистами, и они тогда разговаривали с нами очень свободно».
«Я помню исчезновение и предполагаемое убийство Фреда Куни, который был специалистом по оказанию гуманитарной помощи. Он, в частности, помогал восстанавливать систему водоснабжения в Чечне прямо во время войны. Он, по информации его родственников, был захвачен чеченскими боевиками и казнен вместе с его переводчиком и двумя врачами» — говорит Рэйчел Денбер. (Версия гибели Фреда Куни от рук чеченских боевиков была озвучена родственниками Куни и не была подкреплена доказательствами: тела Куни, его переводчика и двух врачей, пропавших вместе с американским специалистом по гуманитарным операциям, так и не были найдены – ред.).
Позже Владимир Путин учел опыт первой чеченской войны и освещения ее российскими медиа. Одним из первых его шагов в ходе второй чеченской кампании было максимальное ограничение источников информации о ней. В рамках таких ограничений, в частности, была подчинена прокремлевским собственникам телекомпания НТВ, журналисты которой в первую чеченскую кампанию рассказывали правду о событиях той войны.
Александр Черкасов убежден, что устранение обратной связи с гражданским обществом в конце концов привело к тому, что российская власть стала полностью убеждена в правильности своих действий – в том числе и в правильности агрессии в Украине:
«Обратная связь в середине 1990-х существовала для того, чтобы предотвратить худшее развитие событий. В нынешнем российском государстве такой обратной связи нет, потому что любой человек, который смеет говорить о чем-то важном, адресуясь к власти или обществу, согласно нынешним законам, получает титул «иностранного агента». А страна без обратных связей – это как реактор в каком-нибудь Чернобыле, где выбиты все красные лампочки, потому что они раздражают. В этом случае на очень убедительную картину своих якобы успехов можно смотреть до самой катастрофы».
-
Данила Гальперович
Репортер Русской Службы «Голоса Америки» в Москве. Сотрудничает с «Голосом Америки» с 2012 года. Долгое время работал корреспондентом и ведущим программ на Русской службе Би-Би-Си и «Радио Свобода». Специализация — международные отношения, политика и законодательство, права человека.
